Книга Не здесь и не сейчас. Роман - Сергей Новиков

Максим слегка улыбнулся такой непонятливости:

— Ну как зачем? Просить руки, чтоб в этот раз всё, как положено. Раз Марта нам ещё один шанс дала такой ценой. Я теперь права не имею её подарком плохо распорядиться. Правда, я сегодня не на такси, но ничего, я мигом добегу, вы, главное, дождитесь…

Отец Тани вышел на площадку и сразу захлопнул дверь, но Макс успел увидеть её в глубине прихожей. Мать громко кричала из-за двери и грозилась вызвать милицию, пока отец аккуратно теснил его вниз по лестнице и бормотал извиняющимся голосом: «Давай, давай, иди, поздно сейчас, не время, потом повидаетесь, давай-давай, сам иди…». Года через три, когда Макс уже не будет испытывать к Тане ничего, кроме сексуального влечения, и станет встречаться с ней исключительно в постели, она в первый и последний раз произнесёт «а помнишь…» и расскажет, как в тот раз отец, вернувшись из подъезда, сказал: «А ведь любит он тебя», и Максиму, встретившему, наконец, идеальную, но пока недоступную девушку, чей фотопортрет перед каждым приходом Тани он убирал в шкаф, напоминание о той дурацкой истории (а главное — о каких-то сильных чувствах к Тане) покажется очень неприятным.

9

На следующий день в его квартире появились Васильев и близко знавшийся с бандитами собачник, с подачи которого он купил Марту. Они о чём-то поговорили и вызвали известного в городе ветеринарного хирурга.

Тот произвёл вскрытие и сообщил: собака никогда не болела энтеритом. Как следовало из заключения, умерла она от «гидростатического отёка лёгких, вызванного неконтролируемой внутривенной инфузией растворов без форсированного диуреза».

— Обычный бронхит у неё был. Организм ослаблен, сердце с повышенной нагрузкой работает, но, в принципе, само по себе ничего страшного. А тут ей жидкость начинают внутривенно заливать, чуть ли не по литру в полчаса. Объем крови резко увеличивается, в лёгких начинает скапливаться жидкость, дальше — нехватка кислорода и удушье. По два флакона струйно и здоровая-то собака вряд ли бы выдержала, — сочувственно вздохнул ветеринар.

— Вызывай своего лепилу, — сказал Васильев.

Макс закурил, оттягивая момент, когда ему придётся выйти из кухни и пройти к телефону мимо Марты, которая ещё вчера вечером лизала ему руки, а сейчас лежала на столе с окоченевшими, направленными в потолок лапами и распоротой грудной клеткой. Пока он курил, доктор пришёл сам.

— Я, кажется, не вовремя, — растерянно пробормотал он, увидев из прихожей стол, на котором лежала Марта.

— Да нет, в самый раз, — сказал Васильев. — Проходи, поговорим. Расскажешь, где учился, диплом свой покажешь.

Под давлением Васильева доктор быстро поплыл и признался, что диплома ветеринара у него нет, зато он после медучилища работал в реанимационной бригаде на скорой, где научился попадать иглой даже в самые безнадёжные вены.

— Но это же ничего не значит, — лепетал он. — Я же честно работал, всё, что положено, делал. Значит, не судьба просто, не жилец она была.

Позже Максиму было стыдно, что после этих слов у него не возникло желания придушить или хотя бы ударить мерзавца, погубившего Марту. Вместо этого между ними состоялся диалог, который он предпочёл бы никогда не вспоминать.

Васильев с собачником ушли в комнату посовещаться, сколько денег требовать с вредителя, и Макс остался наедине с фальшивым ветеринаром.

— Я же вижу, — горячо зашептал шарлатан, — вы единственный здесь приличный человек. Даже удивительно, откуда у вас в друзьях такие бандиты, которые ничего слушать не хотят. Вы умный, образованный, вы же наверняка понимаете, что я не виноват. Ведь так, ведь понимаете же?

— Это да, слушать они не хотят, — с энтузиазмом подхватил Максим, — я им весь день пытался рассказать, а они вместо этого вскрытие устроили. А вам, кстати, удобно говорить? У вас есть время?

— Вы ещё спрашиваете! — всплеснул руками самозванец.

— Спасибо, я попробую покороче рассказывать. В общем, она меня бросила, причём, два раза, потом зачем-то аборт сделала на позднем сроке, а вчера я, сразу после как Марта умерла, первый раз за три месяца до неё дозвонился и даже успел ей всё объяснить, но не знаю, поняла она или нет. Вот скажите, Марта ведь не могла зря умереть, правда?

— Конечно, конечно, — с энтузиазмом поддержал его фельдшер, — она была очень хорошая собака, я таких собак редко вижу, а уж клиентов-то у меня дай бог сколько. Я вам очень сочувствую. Главное — вы скажите им, что я не виноват, и у вас претензий ко мне нет.

— То есть вы думаете, что она это тоже поняла — ну, что Марта не могла зря умереть, и теперь ко мне вернётся?

— Обязательно вернётся, раз вы так хотите. Вы же приличный человек, а сейчас приличных людей мало, куда же ей ещё теперь идти, сами подумайте. Вернётся, обязательно вернётся, — повторил фельдшер. — Вы только скажите им ради бога, что претензий не имеете. Ну, то есть что я вам ничего не должен. Вы знаете, между нами говоря, у меня и денег-то нет. Сейчас ведь не успеешь заработать, как тут же всё и потратишь, цены каждый день растут. Я вас очень прошу, скажите или подтвердите хотя бы, когда я скажу.

Макс перестал слушать после того, как «обязательно вернётся» прозвучало во второй раз. На лице у него появилась блаженная улыбка, с которой он наблюдал, как Васильев с собачником объявляют фельдшеру, сколько он должен — 300 долларов (сумма, за которую была куплена Марта) и деньги, полученные от Макса за вызовы. Отдать надо в течение недели, потом будет капать один процент в день.

— Вы не имеете права! — крикнул фельдшер, — Это он, он хозяин! А он мне сказал, что я не виноват, и он с меня никакую компенсацию требовать не хочет. Ну скажите же им наконец, вы ведь обещали!

— Знаете, я тоже думаю, что она вернётся. Спасибо вам, вы мне очень помогли, — счастливо улыбаясь, ответил ему Максим.

Через три дня Васильев принёс ему 350 долларов. Макс понимал: он видит денежный эквивалент его любви к Марте, однако даже столь оскорбительная наглядность не заставила его возненавидеть шарлатана. В глубине души он по-прежнему был благодарен ему за слова «обязательно вернётся», в которые поверил, как верят порой в пошлые пророчества уличной цыганки, и вскоре выпрошенное у ветеринара предсказание сбылось. Выждав несколько дней, чтоб не спугнуть удачу, Макс дозвонился Тане с первого раза, и, с извиняющейся иронией, как бы стесняясь своего занудства, напомнил ей об обещании «поговорить потом».

Дома у Тани Максим очень боялся произнести ненужное слово или совершить неосторожный поступок. Он жадно смотрел на неё, но не рисковал приближаться даже на расстояние вытянутой руки, опасаясь, что перенесённая операция могла вызвать у Тани отвращение к сексу.

Через полчаса Таня извинилась за послеоперационную слабость и попросила разрешения прилечь. Он ждал логического финала фразы и уже готов был уйти, но предложение позвонить на днях или зайти как-нибудь в другой раз так и не прозвучало. Задержав дыхание, он медленно опустился на колени рядом с диваном и осторожно дотронулся до её запястья. Ответное прикосновение Таниных пальцев будто замкнуло соединяющую их электрическую цепь, и Макс очнулся, лишь обнаружив под её халатом туго намотанные бинты, которые перетягивали грудь от подмышек до нижних рёбер.